ROCK ORACLE №2 04/2006 |
Продолжая начатую в прошлом номере тему исследования феномена ведьм в Европе, на сей раз мы хотим, во-первых, подытожить и осмыслить сказанное нашим коллегой ранее, поскольку объем приведенных фактов действительно значителен (и это еще далеко не все те, что можно было упомянуть). Но, кроме того, нам видится необходимым осветить такую мало известную сторону вопроса, как история ведовства в России – естественно и даже общеизвестно, что в нашей стране оно не только существовало, но и имело определенную общественную значимость. Наконец, нельзя закрывать историю ведьмовства Средними веками или хотя бы Новым временем. Неожиданно широкое распространение древних колдовских учений в мире информационных технологий, не только не ослабевающее, но наоборот – неуклонно набирающее силу, тоже обязательно требует определенного описания и анализа.
Ответ на этот вопрос не так прост, как может показаться на первый взгляд. Даже деятели церкви долгое время не могли определиться с ним, и этому никак не способствовала изначальная неясность, как все же относиться к традиционной магии: как к нелепому суеверию плебеев – или как к опасному врагу истинной веры. Лишь в середине XIII века было установлено и доказано, что дьявольская магия не только существует реально, но и достойна всяческого искоренения. У основ этого воззрения стоял знаменитый идеолог католицизма Фома Аквинский. Доказательства в данном случае строились почти по арифметическому принципу: если a=b, a b=c, то а=с. Еретики устраивают свои собрания, чтобы строить богопротивные заговоры с целью погубления человеческих душ. У ведьм тоже есть собрания (шабаши), на котрых они занимаются явно нехристианскими делами, заключая союз с Дьяволом. Таким образом, ведьмы есть еретики и поэтому их необходимо определять, преследовать и уничтожать.
Наиболее трудным моментом является то, что ведовство в том виде, как оно виделось в Средние века, на практике было почти неотделимо от самой системы господствовавшей религии. Изначальные воззрения было в итоге забыты. Состояние существующих сведений таково, что кажется, само определение «ведьма» уже почти не имело самодостаточного значения и приобретало смысл только в случае, когда попадало в сферу компетенции властей. Между светскими властями и властями церковными, по сути, шла подспудная борьба о приоритете в ведении процессов о ведовстве. Тем не менее, представители церкви, не имея прав на причинение фактического вреда жизни и здоровью ее «детей» (в том числе и заблудших), во всех случаях обращались за применением силы и власти к светским судьям и палачам. Одновременно, государственные суды нуждались, во-первых, в компетентных дознавателях, гораздо более подготовленных в области борьбы за христианские души, а, кроме того, в выданной ими обоснованной санкции на наказание, особенно если речь шла о смертной казни.
В итоге наши собственные представления о природе того, что считать колдуном или ведьмой, так или иначе окажутся косвенно связаны с христианскими воззрениями на сей счет. Обвинения, которые выдвигали и Инквизиция, и светские суды, и частные лица, касались нескольких направлений деятельности ведьм. Здесь можно выделить, естественно, дьяволопоклонничество (как пассивный его вариант или следствие этих действий можно отдельно выделить факты одержимости демонами). Далее, наведение порчи было традиционным занятием колдунов древности, пережившим и всю историю колдовства, вплоть до наших дней. В нашем случае оно, на общепринятый взгляд, могло производиться ведьмой не просто лично, но только при пособничестве связанных с ней темных сил. Именно установление явного и заметного факта порчи могло послужить к объявлению человека ведьмой. По отношению к наведению порчи изготовление магических зелий и артефактов, или знахарство, несло скорее вспомогательную роль и даже слабо отличалось на практике. Оно, опять же, не могло осуществляться без помощи демонов, а в итоге – призвано было причинить вред: от отравлений и кражи молока у чужих коров до вызова стихийных бедствий и мора. Наконец, предсказания будущего церковь выделила как исключительно собственную прерогативу. Способность к занятиям ими или даже попытка таковых не могли рассматриваться иначе как наущение чертей. Как видим, здесь нет самостоятельного видения внутренней системы, кроме того, что любое проявление силы ведьм обязано быть обеспечено ее договором с нечистым. Все это – исключительно церковно-христианская трактовка дела.
Сущность того, чем была же их вера для самих ведьм прошлых веков, сейчас установить нелегко. Действительно, если и были определенные труды, описывающие явление «изнутри», то такие гримуары либо уничтожались преследователями ведьм, либо в данный момент они вряд ли находятся в широком доступе. Таким образом, взгляд на лицо, практикующее магию, либо исходил непосредственно от служителей церкви, либо, так или иначе, был преломлением уже сформированного мнения в массовом сознании. Исконные взгляды общества на людей, умеющих пользоваться скрытыми силами природы и поэтому потенциально опасных, за несколько веков были максимально усилены в негативном аспекте.
С другой стороны, сами обвиняемые на процессах нередко описывали свою веру, по сути, как попросту «антихристианство», иначе говоря, как отрицание догматов религии путем буквального выворачивания их наизнанку или переставления с ног на голову. Вспомним такие классические детали из описания шабашей, как чтение молитв задом наперед, танцы «спиной к спине» или ведение черной мессы священником, стоящим на голове, а также, конечно, знаменитый символ перевернутого католического креста. Можно усмотреть и здесь глубокий философский смысл и попробовать предположить, что такое обращение с христианской обрядностью имело намеренный характер. Но ведь нам неизвестно, какая доля подобных признаний была навязана обвиняемым самими следователями при допросах «с пристрастием», какая является обычными экстатическими галлюцинаторными видениями, которые определялись, опять же, уже заложенными в сознание догмами, а какая – обычным профанированием ритуала.
Даже обозначение, применявшееся официально в отношении ведьм и колдунов, не было связано с традиционными словарными нормами. Слово это известно из самого названия знаменитого инквизиторского трактата «Malleus Maleficarum». Оно, переводимое обычно как «Молот ведьм», более точно и дословно значит «Молот против тех, кто творит зло». Под словом «maleficus» вначале подразумевался попросту злодей или преступник вообще, не зависимо от того, какого рода вред он причинял. То есть, в данном случае подчеркивалось, что ведьма – носитель активного зла, находящийся в постоянном вредоносном действии или в готовности творить его. Но особенно важно в этом случае было то, что подобное зло касалось не материального мира, а души человека, а нанесение подобного вреда было прямым путем если не отдать ее в когтистые лапы Князя Тьмы, то хотя бы поспособствовать отдалению этой души от Рая. Ведьма губила не только свою собственную душу; она вечно принуждалась бесами быть чем-то вроде постоянного разносчика адской заразы на Земле. В этом была особенная опасность ведьм для человека, и именно поэтому они как бы воплощали в себе сам принцип преступности и злодейства.
Современные исследователи приводят свидетельства совершенно другого смысла слова, для традиционного обозначения мага в Европе. И самое занимательное в том, что этот смысл на поверку оказывается почти универсальным. Древнеанглийские слова wicce («ведьма», сравни современное witch) и witega («колдун, маг») явно образованы от корня witan, то есть «видеть, знать». Аналогичное же происхождение у английского wizard (сравни wise). Древнеисландское слово wikti с тем же значением связано с глаголом wita («знать») и прилагательным witr («мудрый»). Древне-немецкое wizzan сравнимо с современным wissen («знать»). По-валлийски gwyddon «ведьмак» и gwidden «ведьма». Также своеобразно, что испанские слова brujo и bruja тоже имеют кельтское происхождение и восходят к кельто-иберийскому корню bruxa, который, в свою очередь, родственен гэльскому buitseach (произносится «уитсе»). Вспомним и и кельтских жрецов-друидов (современное видение происхождения – от dru-uid, то есть, дословно, «истинно знающие» или «ведающие правду» ).
Таким образом, русское слово «ведьма», буквально означающее «знающая» или, лучше, «ведающая» (от средневекового русского «въдъти», также как «знахарь» от «знать»), является буквальным переводом смысла всех европейских слов, обозначающих то же понятие. Добавим только, что общеславянское «въсти» («знать») восходит к еще более раннему *vedti, а то имеет своим корнем «въд» (*ved-), «знание», от единого индоевропейского *wid- («знать, понимать, быть мудрым»). Древние слова, относящиеся к хранителям сакральных знаний общества, оказались (возможно – намеренно) в Средние века заменены обозначением обычного преступника.
Что касается истории ведьм в самой России, то, хотя значительных исследований на эту тему до сего времени почти не проводилось, можно утверждать совершенно определенно: и здесь народная магия не только существовала, но со стороны властей проводилась целенаправленное ее преследование, не достигавшее, правда, масштабов католической и протестантской Европы, но вполне сравнимое с западноевропейской «охотой на ведьм» по целям и средствам. Сложно сказать, что здесь было причиной. Православное священство не уступало католическому в образованности и в случае необходимости всегда могло предложить для преследования инакомыслящих такую же основательную теоретическую базу. Тем не менее, гораздо более масштабной была на Руси борьба с чисто еретическими движениями, а наследие традиционных верований попадало в сферу интересов власти в основном тогда, когда шла речь о нарушении ее прерогатив или нанесении прямого вреда «хрестьянам». Тем не менее, случаи встречались, и не так уж мало.
Наиболее ранние из них можно увидеть уже в самой древней и главной русской летописи, «Повести временных лет». Вообще, введение христианства проходило далеко не так быстро и не так гладко и безболезненно, как считалось и считается иногда до сих пор. Можно смело утверждать, что дохристанское мировоззрение славян было вполне сформированной системой устойчивых верований и жизненных ориентиров, и немаловажную роль в этой системе играли и представления о возможностях отдельных людей оперировать данной им некой тайной властью. Это подтверждается конфликтом новой и старой религий, активно развернувшимся почти сразу же после крещения Руси.
В 1024 году под руководством языческих жрецов-волхвов началось антихристианское восстание в Суздале. После его подавления руководители были частично казнены местным князем, частично изгнаны. Примерно в то же время вышли на поверхность еще два волхва: в Киеве и в Новгороде. Оба принялись предсказывать будущее, на чем, видимо, и строился их авторитет, и проповедовать отказ от подчинения официальным властям. Однако первый из них однажды ночью просто исчез, по официальной версии – унесёный Дьяволом. С новгородцем дело оказалось сложнее. На собранном вече после предложения выбрать между епископом и волхвом к новгородскому епископу примкнули только князь Глеб с дружиной, население же безоговорочно выбрало сторону старой веры. Проблема была решена по-военному просто. Выйдя на переговоры с волхвом, князь для проверки способностей того задал ему вопрос, что волхв будет делать в течение начавшегося дня. В ответ на обещание неких чудес правитель города полностью разрушил аргументацию оппонента точным ударом пронесенного под княжеским плащом боевого топорика. «Так погиб он телом, а душою предался Дьяволу», – довольно заключает летописец.
Эта война еще долго набирала обороты. Епископ Стефан был удушен язычниками в Новгороде в 1066 году, его преемника в 1070 году сумели отбить от толпы, опять же, только князь с дружиной. В 1227 году еще четыре волхва, которые смогли все же исповедовать свою религию после уже почти 250-летнего победного шествия христианства, пошли под суд епископа Новгорода и были в итоге сожжены по его приговору. Правда, в чем именно они обвинялись, осталось неизвестным.
Сложно утверждать, можно ли прямо приравнивать русских волхвов к западным ведьмам. Но слово «волхование» в русском языке стало синонимом колдовства, чародейства и магии. Корень слова, скорее всего, может быть связан с наличием у тех, кто был им обозначен, некой «власти» (вероятно, сакральной). Наши церковные писатели, терминологически отделяя их от ведьм, все же рассматривали тех и других в близкой связи. Но очень своеобразно, что одни из наиболее ранних летописных упоминаний о деятельности волхвов связаны именно с активными конфликтами, возникавшими между этими бывшими жрецами славянского мира и женщинами, практиковавшими народную магию, то есть, по сути, тогда еще языческими ведьмами...
Кстати, что касается древних православных писателей, то поучения против следования «бесовским» обрядам и появились практически сразу с введением на Руси христианства. Преследования волхвов и ведьм, а также всех лиц, поклоняющихся старым богам, приравненных к адским демонам, получали весомую опорную базу. Та же «Повесть временных лет», имеет строки, неожиданно сближающие ее с антиведьмовскими поучениями католических инквизиторов, например: «Больше же всего через жен бесовские волхвования бывают, ибо искони бес женщину прельстил (...) потому и в наши дни много волхвуют женщины чародейством, и отравою, и иными бесовскими кознями». А «Церковный устав» князя Владимира (сложившийся примерно в начале XII века) говорит уже и о наказании для тех, «или кто молится под овином или в рощеньи (в лесу – С.Ш.), или у воды» или творит те же «чародеяние, волхование». В другой редакции в этот ряд были включены и те, кто «молятся твари, солнцу, луне, звездам, облакам, ветрам, кладезям (колодцам, источникам – С.Ш.), рекам, дубию, горам, каменьям».
Репрессивные методы также не заставили себя долго ждать. «Правило» митрополита Иоанна (1089 год) также предполагало «яро казнити (здесь в значении «наказавать» – С.Ш.)» тех, кто творят «волхвования и чародеяния». Правда, в этом случае рекомендовалось «не до смерти убивати, ни обрезати телесе», а вообще стараться «обратити от злых (от зла – С.Ш.)» вначале «словесы и наказаньем (внушением, от «наказ» – С.Ш.)». Указ царя, выпущенный в 1649 году, предписывал «бить батогами» тех маловерных христиан, которые привлекают «тех чародеев, и волхвов, и богомерзких баб» для лечения родственников, а также творят некие магические и явно языческие обряды (смотреть на луну или купаться в грозу, смысл которых сегодня уже, к сожалению, смутен). Здесь для нас важен сам главный пункт обвинения: «и от правоверия православных крестьян отлучают». Этот вред, на взгляд властей, в первую очередь наносимый душам христиан, кажется, также объединяет наших колдунов с западными.
Классическим наказанием как для еретиков, так и для ведьм было, как мы знаем, сожжение. Вообще сожжение (реже – утопление или зарывание в землю), то есть бескровная казнь, была выбрана христианской церковью для решения подобных «духовных» дел не случайно: эта казнь, будучи сама по себе бескровной, как бы затушевывала насильственный характер смерти. Этот метод был использован еще во времена, когда церковь только устанавливала свою власть – в четвертом веке нашей эры. Однако есть основания предполагать, что распространенной практикой для обращения с колдунами на Руси это стало сравнительно поздно. Только «Повесть о волховании», написанная в XVI веке для Ивана Грозного, знаменитого своим садизмом в обращении с непокорными и одновременно – подверженного припадкам истерического благочестия, устанавливает для чародеев максимально строгое наказание. В нем мы читаем: «...и проклят чародеяние, и в весех заповеда таких огнём пожечи». В этих своих начинаниях (в противоположность очень многим другим) Иван Грозный пользовался безоговорочной поддержкой архиепископа Московского. Первый русский патриарх Иов в конце XI века также всячески одобрял и рекомендовал казни «языческих жрецов».
В 1411 г. псковитяне сожгли двенадцать своих горожанок за то, что, как считалось, они были виновницами мора, постигшего Псков. В 1444 г. можайский князь велел сжечь боярыню Марью Мамонову «за волшебство». Более точные обвинения в ее адрес неизвестны, но по аналогии со многими другими делами можно предположить, что речь шла о нанесении некого явного вреда, вероятно – порчи. В августе 1575 г. в Новгороде произошло массовое сожжение 15 женщин («а сказывают ведуньи» – отмечено про них в летописи). Одно из описаний происходивших наказаний принадлежит Флетчеру, английскому посланнику в Москве в 1588-1589 годах: «Муж и жена… были сожжены в Москве, в маленьком доме, который нарочно для того подожгли. Вина их осталась тайною, но вероятно, что они были наказаны за какую-нибудь религиозную истину, хотя священники и монахи уверили народ, что эти люди были злые и проклятые еретики». Кстати, здесь упомянут характерный момент. В России сожжение обвиненных в ереси и ведовстве происходило не на открытых кострах, как в Европе, а в специально сооружавшихся небольших деревянных срубах, обложенных или набитых соломой. Вообще же можно примерно подсчитать, что количество процессов, приводивших к смертельному приговору по поводу именно колдовства, достигло своего апогея в русской истории в XII-XVIII веках. Оно исчислялось в общей сложности примерно тремя сотнями (до того случаи были вообще почти единичны). Обычным наказанием были все же изгнание, батоги или заключение. Правда, православная церковь была в основном поглощена борьбой с сектантскими и еретическими течениями, а в особенности с расколом.
Можно сделать вывод, что у нас, как и в Европе, усиление борьбы с подобного рода инакомыслием только нарастало с кажущимся развитием сознания. Наказание сожжением полагается для богохульников и в первой же статье знаменитого законодательного акта 1649 года, «Соборного уложения». Привлечение к подобным делам могло произойти за употребление специальных заговорных книжек, гаданий и ворожбы, отравления и порчу людей. Но никаких указаний на прямую связь ведьм с Дьяволом мы здесь, как и ранее, не видим. В 1682 году царский указ об учреждении Славяно-греческой академии, по сути – первого русского университета, вновь запрещает держать дома литературу магического, богохульного и еретического свойства, а также производить по ним «волхвований и чародеяний и гаданий» – опять же, под страхом смертной казни через костер «за достоверным свидетельством без всякого милосердия». И вот, в начале того же 1682 г. в Москве была сожжена некая Марфушка Яковлева. Обвинение имело общественную значимость: наведенная ею порча касалась не кого иного, как лично царя Феодора Алексеевича...
Реформы Петра I, так часто преподносимые как раскрепостившие мышление русского общества, не изменили отношения властей к интересующему нас моменту. Больше того, имелся как минимум один определенный курьез: именно в петровском «Военном уставе» предписывалось сжигать чародеев и заключивших договор с Дьяволом. А в «Уставе морском» шла речь уже о сожжении как чародеев, так и «идолопоклонников» (впрочем, для тех и других снова допускались наказания кошками или «жестокое заключение в железах»). Формулировка «заключение союза с Дьяволом» была первым прецедентом такого рода на русской почве и может быть названа явным заимствованием.
Исключительной суровостью отличался и указ императрицы Анны Иоанновны о наказаниях за волшебство от 1731 года, причем наказание это (вплоть до смертной казни) могло коснуться не только вредоносного колдуна, но и лиц, обратившихся к его услугам «для мнимой себе душевредной пользы». Особо подчеркивается, что наказание следует именно за злокозненные действия таких людей. Однако общий тон указа таков, что создается впечатление: «волшебство» по природе своей не может быть направлено на какую-либо пользу. Главный враг рода человеческого ни словом тут, как и в более ранних документах, не упомянут.
На основе этого обзора можно установить: взгляд на ведовство и на способы его искоренения на Руси напоминал общеевропейский. Но можно отметить и несколько заметных отличий. Наказание полагалось обычно за факты явного вреда при наличии весомых улик. Именно поэтому расследованием подобных дел занимались в основном светские власти, хотя инспирированы они могли быть и церковниками. В России не было создано специальной духовно-дознавательной организации, подобной Святой Инквизиции в Западной Европе. Не существовало и специальных «методических руководств» по установлению природы ведьмы для составления доказательного обвинения. Правда, именно из-за этого обстоятельства мы сейчас не можем точно судить, какие именно свойства русской ведьмы служили решающими для вынесения приговора.
Но обращает на себя внимание то, что, кажется, здесь не была обычной практика полетов на шабаши, где и происходила их магическая инициация. А ведь именно факт участия в шабаше и его нечестивых ритуалах и заключения персонального союза с силами Преисподней, а не только само нанесение повседневного вреда, был главным преступлением ведьмы в глазах инквизитора классического Средневековья. Почти не встречено и упоминаний о заключении какого-либо личного письменного договора с Дьяволом, как в Европе в Новое время. Прямой уликой вредоносности было все же обнаружение у обвиненных в колдовстве непосредственно магических средств – трав, корней, настоек, заговоренных игл и ниток – и специальной литературы, т. н. «Тетрадей» с заговорами и рецептами магических составов. Эти артефакты сами по себе и являлись показателем сотрудничества ведьм с бесами, точнее – службы их силам зла. То есть в России как бы не было установлено той непосредственной, можно сказать – личной, а в ряде случаев буквально сексуальной связи между бесом и ведьмой. И в итоге техника отношений средневековых русских ведьм с миром невидимого остается пока тайной.
К счастью, очень «материальная» доказательная база не позволяла распространять преследования на слишком значительные количества людей, что, как мы уже знаем, доводило на Западе до массовых психозов как в желании преследовать колдунов, так и в противоестественном стремлении быть в этом статусе обвиненными. То, что особого внимания не акцентировалось на нанесении ведьмой вреда душе, позволяет думать, что на Руси этим преступлениям не придавалось того глубоко мистического смысла, как на Западе. И характерно, что здесь в обвинениях колдунов и ведьм очень часто заострен именно социально-политический аспект. Например, имеются четкие исторические указания на казни по обвинению, в частности, и в колдовстве близких сподвижников Степана Разина (напомним, что в народной молве и этот народный герой, и другой руководитель крестьянского восстания, Емельян Пугачев, считались людьми «знающими» и за счет этого нередко обводившими вокруг пальца царских слуг).
Невозможно спорить с утверждением, что явлениями из области ведовства пронизана даже массовая культура, окружающая нас сегодня. Газеты, журналы и Интернет забиты объявлениями о наложении/снятии приворотов, отворотов и сглаза, нормализации личной судьбы и т. д. Ведьмы открыто организуют сообщества, открывают клубы и сайты, собираются на конференции и симпозиумы, заменившие прошлые шабаши, крупными тиражами выпускают книги и собственную периодику. Образ женщины, наделенной сверхъестественной силой, глубоко укоренился в массовых жанрах искусства (в первую очередь – в кино) и постепенно захватывает сознание огромного числа романтически настроенных девушек и иногда даже юношей. Вера в умение отдельных лиц общаться с потусторонним миром, кажется, так никуда не уходила из общества, цветя в несколько последних десятилетий пышным цветом. Несомненно, здесь главенствующую роль играет либерализация сознания, позволившая множеству заинтересованных обратиться к такому срезу культурного наследия человечества, как ведовство, хотя объективным минусом надо признать снижение тайны, окутывавшей ранее эти области духовной жизни, и значительная опасность появления профанаций. Лично автору случалось даже встречаться с аргументированными мнениями, что характерные моменты в телесериале «Зачарованные» или в нашумевшей серии популярного современного фантаста С. Лукьяненко о мире «Иных» свидетельствуют о том, что в этих случаях, оказывается, далеко не все «просто так».
Иногда массовость этого древнего явления, наблюдаемая в наше время, позволяет некоторым даже вести речь о возрождении древних религий и традиционных систем ценностей. Наверное, такая оптимистическая оценка все же преждевременна. Как пример можно привести наиболее «архаичные» и традиционалистски настроенные на данный момент общества Ближнего Востока, Африки и Восточной Азии, в которых наказанием за доказанный факт ведовства, повлекший за собой ущерб для жизни или здоровья, до сих пор является, как правило, смертная казнь. Современные же ведьмы западного мира и нашей страны мало отвечают определениям, приведенным нами ранее, то есть – тому типичному взгляду на них, который складывался веками. Попробуем разобраться и в этом.
Можно даже построить своеобразную классификацию современных ведьм. Конечно, наиболее бросающаяся в глаза часть их – это успешные бизнес-вуман, права которых на обладание магической силой не всегда четко аргументированы, но активность необычайна. Они вовсю используют классическую атрибутику талисманов и артефактов, церемониальные одежды и прочие привлекающие публику элементы. И успешность занятий «коммерческим ведовством», как правило, может буквально озолотить современную колдунью. Они сами признают, что к их услугам прибегают не только средние обыватели, но и, особенно, крупные предприниматели, ищущие у древних сил защиты от нестабильности мира бизнеса. Оказывается, обращение к магическим средствам для подобной публики скоро вызывают привыкание, сравнимое с наркотическим, и на возведение разного рода «энергетических щитов» и прочей демагогии они готовы отдать буквально последнее. Сложно сказать, насколько морально подобное обращение с заказчиком. В конце концов, сами виноваты. Нам их не жалко.
Огромное количество случаев возникновения новых школ ведовства связано с происходящим возникновением (или возрождением) неоязыческих учений в Европе и Соединенных Штатах. Одно из самых развитых и известных из них – наверное, общество «Асатру» («верящие в асов»): организация, ориентированная на скандинавское и, шире, германское язычество, происхождение имеющая в Исландии, где она признана на государственном уровне, и имеющая филиалы во многих странах мира. Очень популярны также разного рода нео-друидические школы и учения, пропагандирующие религию кельтов (в том виде, как они ее понимают). Фактически, вообще во всех европейских странах возникают свои локальные течения, старающиеся возродить собственные культурные корни. Эта тенденция в последние 20 лет или чуть больше набирает популярность и в России. Правда, значительная часть новых язычников не всегда может подвести под свои взгляды достаточно убедительную платформу. Нынешнее состояние источников о верованиях древних европейских обществ, к сожалению, оказывается таково, что часто сама Традиция в том виде, как она некогда существовала, заменяется собственными абстрактными построениями и умозаключениями. Значимость их напрямую зависит от знакомства людей, их предлагающих, с фактическим материалом, уровня философского и эмпирического мышления и интуиции, наконец – личных навыков в обращении с тонкими материями. Эти условия полностью соблюсти крайне сложно, а ведь тут приведены еще далеко не все необходимые. Так что нередко собрания современных «родноверов» и иже с ними напоминает просто костюмированные представления толкиенистов, с которыми они зачастую и смыкаются.
В этом ряду особняком стоит такое направление, как Викка. Школа Викки (от уже упомянутого нами древнего английского названия, собственно, ведьмы) организовалась в 1960-е годы в США и изначально ориентировалась на кельтскую мифологию, с одновременными универсалистскими элементами. В последнее время отмечается расширение ее методической базы за счет привлечения параллелей из религий практически всего мира. Этому способствует основное представление виккан о первоначальном единстве культа Богини-Матери и Рогатого Бога, стоящих в центре их веры. Такие настроения могут смотреться как попытка «притянуть за уши» на свою сторону наиболее значимые мировые традиции, но в пользу идеологии Викки говорит участие в ее разработке видных ученых: религиоведов, лингвистов и философов. К тому же эта система носит, в первую очередь, практический характер: применение ведьмовских практик носит здесь не подчиненное, а первостепенное значение и является обязательным для адептов. А не подлежит сомнению, что действенность используемой техники может сильно компенсировать любые недостатки идейной базы. С определенными оговорками можно причислить к этому же ряду знаменитое эзотерическое учение К. Кастанеды.
Кстати, упоминавшееся нами «классическое» наследие, передающееся по принятым издавна каналам и использующее разработанные поколениями средства, естественно, тоже вполне живо. И чем меньшему воздействию цивилизации был подвержен некий регион мира, тем больше растет вероятность встретить в нем либо ведьму, либо лицо, могущее уверенно рассказать, что испытало на себе ее воздействие. Сложно оценить реальную степень распространения этого явления: подобного рода ведьмы редко освещают свои знания. По большей части, их способности остаются скрытыми (не исключено, что иногда и от них самих). В принципе, сохраняющаяся до сих закрытость мира «ретро-ведьм» заставляет часть общества испытывать по отношению к ним такую же вполне традиционную боязнь – и кто знает, насколько необоснованную...
Наконец, огромное количество ведьм нынешнего мира вообще не причисляют себя к какому-либо учению или сообществу. Не ошибусь, если предположу, что определенная доля подобных есть и среди наших читательниц. Они довольны и горды уже самим личным правом провозглашать себя «ведьмами», не особо задумываясь о большой ответственности за такую самоидентификацию. В самом деле, далеко не все подобные ведьмы имеют определенное представление о корнях, природе и методах ведовства. Основной аргументацией здесь являются личные рассуждения об изначально «ведьмовской» женской природе, о привлекательности жизненной позиции свободной и «знающей» женщины, о собственных неординарных способностях и многое прочее. В редких случаях имеется возможность сослаться на знакомство со специальной литературой или наследственность в той или иной степени. Своеобразно, что почти общим местом является принятое в такой среде мнение: ведьма совершенно не обязана служить Злу, все это – происки инквизиторов дикого Средневековья, а в натуре истинно свободного человека должны быть уравновешены темное и светлое начала и т. д. Нечастые признания в откровенной поддержке Темной стороны сегодня можно назвать смелым вызовом, изысканным архаизмом.